10 сентября 2018
Иностранная литература 2018 № 8
Майорга Х. Карта мира : пьеса / пер. с исп. Н. Малиновской // Иностранная литература. – 2018. – № 8.
«В некотором царстве, в некотором государстве, чтоб людям сподручней было умирать, устроили гетто. И старику одному вздумалось сделать карту этого гиблого места, но сил уж не было, ноги не ходили, карандаш из рук валился, и попросил он девчоночку соседскую помочь ему в этом деле...» – этим отрывком можно обозначить основную сюжетную линию пьесы Хуана Майорги «Карта мира».
Еврейское гетто в Варшаве и карта, как фиксация жизни, которая схлопывается, сужается, уходит из каждого закоулка, но продолжает цепляться за иллюзорное ощущение безропотной повседневности: почта, лавка, ремонт обуви, столовая, фабрика, отдел связей с арийским сектором, а тут стена – высота два человеческих роста, а здесь можно обменять мыло на табак, а вот там живут вывезенные из Лодзи, синагога, солдаты рассказывают анекдоты, тут Мария Траубе, а здесь появился новорождённый – Стефа родила.
Карта, как напоминание современникам, что это был не сон, не наваждение – по этим улицам ходили, здесь стояли эти дома, здесь жили эти люди.
Бланка, супруга посольского работника из Испании, в Варшаве наших дней, пытается найти эту карту и понять – правда или миф? Майорга оценивает саму возможность утраты памяти. Памяти точечной, локальной, целительной, не исторически масштабированной. Мир, который скоро исчезнет, нельзя спасти, но можно попытаться увековечить его эхо, зацементировать в культуре или, по словам Старика, посадить на Ноев ковчег в виде карты городского пространства, которое онемело от страха.
Удивительно точное и пульсирующее драматургическое произведение, которое накрывает читателя и наверняка зрителя в театре, своей концентрированной лаконичностью.
Два исторических отрезка в пьесе делают время несущественным, выводят его на обочину. Испанка, намеренно помещённая драматургом в современную Варшаву, демонстрирует абсолютную универсальность общечеловеческой трагедии, минуя всяческие национально-культурные препоны. Боль может быть только одна на всех, иначе всё надломиться, редуцируется, развеется.
Помимо прочего, пьеса вызывает подспудное желание остановиться посреди улиц наших городов, хранящих радостное и трагическое, важное и мимолетное, но всё давно минувшее, чтобы попытаться вобрать в себя необходимое. Или создать карту своего личного мира: здесь родился, тут мама любила гулять, здесь продавали самые вкусные пирожные, церковь, где крестили, а здесь впервые целовался, за углом жила бабушка, а здесь её соседка, вот там справляли день рождение друга, а вот тут дрались, по этой дороге ездили с папой, под этим дубом втихомолку курили, а чуть дальше, через пару кварталов, играли в волейбол, тут хоронили, рукоплескали младенцам, справляли свадьбы, на этих ступеньках плакали и говорили первое, смешное «люблю».